Предисловие архимандрита
Рафаила (Карелина)
Статья Виктора Криворотова касается одного из важнейших вопросов
для современных иконописцев - об отношении молитвы, в частности
Иисусовой молитвы, к пониманию иконы и к процессу иконописания.
Статья является интерпретацией внутреннего молитвенного делания
автора и его многолетнего опыта как иконописца.
Статья имеет дискуссионный характер, но в этом мы видим положительное
значение, так как она помогает осмыслить православную иконопись
с той стороны, которая была мало освещена в отечественной литературе.
Желаю, чтобы статья Виктора Криворотова положила бы начало благотворной
дискуссии, которая помогла бы выяснить значение молитвы и христианской
аскезы в иконописании и значение личности самого иконописца для
передачи духовных реалий.
Январь 2004 г.
Виктор Криворотов
Иконописный канон и ИИСУСОВА молитва
"Если пребудете в слове Моём, то вы
истинно Мои ученики, и познаете истину, и
истина сделает вас свободными"
(Иоан. 8, 31-32)
Расцвет современного иконописания может оказаться пустоцветом,
если канон, который должен строго соблюдаться в процессе написания
иконы не будет осознан.
Сегодня икона эклектична, этот факт должен настораживать иконописца,
потому что по словам пророка Иеремии: "Проклят, кто дело Господне
делает небрежно" (Иерем. 48,10).
В настоящее время существует много искусствоведческих исследований
по природе иконы но, к сожалению, пока она остается загадкой.
Причина этого состоит в том, что икона по своей сущности не является
искусством в обычном представлении, поэтому во всей полноте она
не может быть предметом искусствоведения, которое в настоящее
время её исследует.
Икона и живопись - это два разных мира. Живопись это музыка душевных
чувств в образах и красках. Это реальный мир, постигаемый пятью
органами чувств.
Икона же - это духописание, это молитва в образах и красках. Это
мир потусторонний, мир духа. Осмысление иконы это процесс богословский,
поэтому она раскрывается только духовному восприятию.
Икона является средством, облегчающим пробуждение духовных чувств.
Но если в иконе нарушены каноны, тогда в лучшем случае она становится
живописным произведением на религиозную тему, которое пробуждает
душевные религиозные чувства. Эти чувства очень важны для человека,
который готовится к таинству Крещения, но для последовательного
христианина любые душевные чувства являются формой проявления
страстей, с которыми необходимо вести постоянную борьбу. В связи
с этим как в Храме, так и в иконе душевные чувства недопустимы.
Храм божий - это корабль, движимый духом в океане страстей, который
спасает погибающих. Если же в него проникают в какой-либо форме
душевные чувства, то дух начинает угасать. К сожалению, сегодня
многие православные храмы расписаны живописью и заполняются живописными
иконами.
По существу это форма современного иконоборчества, которое необходимо
осознавать, чтобы спасать икону. Чтобы написать икону, необходимо
постигнуть ее технические основы, с послушанием соблюдать ее каноны
и владеть искусством Иисусовой молитвы. Канонам необходимо следовать
по древним духоносным образцам, все остальное сделает молитва.
Последние столетия иконописание оказалось под влиянием живописного
иконоборчества, что обусловило нарушение канонов и постепенную
их утрату. Чтобы понять сущность иконы, необходимо попытаться
рассмотреть ее как духовную реальность.
Основная задача искусства состоит в том, чтобы дать возможность
зрителю переживать душевные чувства художника в его произведениях.
Икона аналогично позволяет переживать духовные чувства иконописца.
Мир духовных чувств закрылся для человека после грехопадения,
и только благодать Христова и молитвенный труд открывают эти чувства.
Для художника, живописца, пытающегося решать задачу изображения
духовной реальности, она не разрешима. У него нет для этого ни
знания, ни опыта.
Многие известные художники России прошлого столетия пытались своим
творчеством возродить духописание. Но, к сожалению, они не могли
преодолеть барьер душевного религиозного искусства, поскольку
без умного делания и строгого соблюдения иконописных канонов мир
духа для живописного творчества непостижим.
Из предания известно, как Эдесский царь Авгарь послал своего художника
Анания написать портрет Иисуса Христа. Все усилия художника были
тщетными, поскольку он по существу пытался изобразить дух Христа
обычными живописными средствами. Господь, видя его мучения, приложил
плат к Своему Лику и Он отобразился на нем чудным образом. Так
была создана нерукотворно первая икона, в которой были явлены
иконописные средства, необходимые для изображения духовных реальностей.
Основным деланием христианина является молитва, которая представляет
собой общение с Богом посредством духовных чувств. Если они подменяются
душевными чувствами или нет никаких чувств, то нет и молитвы.
А если ее нет, то нет христианина.
Задача пробуждения духовных чувств принципиальная и сложная. Проще
всего ее решать в послушании у опытного духовного наставника.
Святые отцы рекомендуют для этого пользоваться Иисусовой молитвой.
Если новоначальный пытается самостоятельно ее постигнуть, то,
обычно, призывая имя Господа, он ищет в своем сердце душевные
чувства, которые ему знакомы. Имя же Господа пробуждает духовные
чувства, которые имеют сверхтонкий характер, поэтому чтобы их
осознать, необходимо предварительно исключить грубые душевные
чувства. Новоначальный, естественно, не умеет это делать, поэтому
начинает фантазировать в поисках ярких душевных переживаний. Поскольку
каждое душевное чувство связано с какими-либо страстями, то такая
молитва пробуждает и укрепляет страсти, в то время как с ними
необходимо бороться. Симеон Новый Богослов называет её вторым
образом молитвы и считает её очень опасной.
В настоящее время Господь сокрывает духоносных старцев, а техника
передачи духовных чувств от старца к послушнику постепенно забывается.
В этой ситуации икона становится самым доступным средством пробуждения
духовных чувств.
Многие препятствия, которые возникают у новоначального, самостоятельно
постигающего искусство Иисусовой молитвы, могут преодолеваться
с помощью иконы, написанной опытным молитвенником, строго соблюдающим
каноны иконописания.
Икона это молитва иконописца. Смысл иконы состоит в том, чтобы
помочь молящемуся пробудить духовные чувства с помощью живописных
средств.
Успех Иисусовой молитвы зависит от одновременного решения большого
ряда задач, самой сложной из которых для новоначального является
удержание внимания на словах Иисусовой молитвы. Обычно помыслы
отвлекают от молитвы, в результате чего она сводится к бессмысленному
повторению слов. Помыслы захватывают внимание по закону силы.
Чтобы внимание удерживалось на молитве, ее энергия должна превышать
потенциал любого помысла. Движущей силой помыслов являются страсти,
поэтому каждая победа над помыслами снижает силу страстей. Новоначальный
не владеет Иисусовой молитвой, поэтому он не может самостоятельно
бороться с помыслами.
С помощью иконы слабое внимание значительно укрепляется зрительным
восприятием. Это объясняется тем, что зрение более разработано,
чем другие органы чувств поскольку на нем строится большая часть
жизнедеятельности человека, особенно современного (текстовая информация,
телевидение, интернет, различные зрелищные представления и т.
д.).
"Из чувственных наших органов самое ясное представление об ощущаемом
имеет зрение. И страшного невозможно познать так слухом, как познает
зрение; и вожделенного не восприемлет так ни одна способность,
как зрение. Посему созерцание истинного по ясности и несомненности
именуется видением" ( Св. Вас. Вел. тол. На перв. Гл. Пр. Ис.
Тв. Св. Отц. VI. 14).
"Так как сей орган для нас необходимее прочих, то Бог так и устроил
его, чтобы он без всякого труда и утомления легко и свободно отправлял
свою должность" (Св. И. Злат. из XI бесед. к Ант. народ. Хр. чт.
1838 II 160-162).
В молитве перед иконой основной поток помыслов не в состоянии
отвлекать внимание, в результате самое сложное препятствие в постижении
искусства молитвы преодолевается достаточно легко.
Когда помыслы остановлены, можно приступать к следующей задаче
молитвы - пробуждению духовной энергии. Святые отцы называли этот
процесс соединением ума с сердцем. Под умом необходимо понимать
умственные представления, cвязанные со словами молитвы, а под
сердцем те духовные энергии, которые пробуждаются, когда произносится
имя Господа. Если человек вспоминает имя кого-либо из своих близких,
то в его душе пробуждаются связанные с ним различные устремления,
энергия которых формируется обычно в процессе длительного взаимодействия.
Аналогичное происходит и при вспоминании имени Господа, с той
разницей, что устремлениями являются заповеди, а духовная энергия
необходимая для их реализации не нарабатывается, а таинственным
образом даруется Господом. Именно для этого Христос создал Церковь
и в связи с этим сказал: "Сие творите в Мое воспоминание" (Лк.
22, 19). Вспоминая Господа, человек имеет возможность совершать
действия под знаком Его благодати.
Если человек не причащается, или, причащаясь, не призывает имя
Господа, совершая действия, т. е. не вспоминает его, то в его
душе процветает хаос страстей.
Для того чтобы совершить какое-либо действие необходимо иметь
источник энергии. После грехопадения вся жизнедеятельность человека
постепенно полностью подчинилась энергиям страстей, что ведет
его к гибели. Спастись, возможно, только с помощью Христовой благодати,
которая позволяет вести борьбу со страстями.
Иисусова молитва является наиболее действенной формой пробуждения
духовной энергии. В результате определенных усилий словесная Иисусова
молитва становится сердечной, т.е. её слова начинают пробуждать
духовную энергию, которая позволяет вести борьбу с помыслами и,
следовательно, со страстями. Эту простейшую форму Иисусовой молитвы
святые отцы называют трудовой молитвой.
Когда Святитель Игнатий Брянчанинов предостерегал об опасности
Иисусовой молитвы: "Брат! Неполезно тебе преждевременное получение
сердечной, благодатной молитвы!.. ты можешь употребить этот дар
во зло, во вред и погибель души твоей. При том собственными усилиями
раскрыть в себе благодатную, умную и сердечную молитву невозможно".
("Аскетические опыты" - "Слово о молитве умной, сердечной и душевной"
стр. 337 "Лепта" 2001 г.), то он никак не имел в виду трудовую
молитву, которая не может быть ни преждевременной, ни вредоносной.
Это покаянная молитва, в которой человек осознаёт свою греховность,
безысходное катастрофическое положение и просит Господа о помощи.
Такое сознание исключает гордыню или тщеславие, которые являются
основной причиной прелести.
Трудовая молитва творится только усилиями человека, поскольку
Господь со своей стороны даровал благодать и заповедями указал
в каком направлении необходимо действовать.
Если человек мудрствуя, бездействует, то оказывается в позиции
лукавого раба, закопавшего свой талант, а если он смиренно трудится,
то дар Господа умножается.
Для того чтобы постигнуть искусство соединения ума с сердцем в
трудовой молитве необходимо осмыслить процесс развития помысла,
который хорошо описан святыми отцами.
За многие века святые отцы глубоко исследовали те психосоматические
связи, которые образуются в молитвенном процессе. Этот опыт позволяет
широко пользоваться соматической составляющей в целях ускорения
постижения трудовой молитвы и вхождения в молитвенное состояние.
Самой сложной проблемой в постижении искусства трудовой Иисусовой
молитвы является распознание духовных чувств, которые пробуждаются,
когда призывается имя Господа. Самостоятельно решить эту задачу
новоначальный не может. В молитве же перед иконой душевные чувства
исключаются, в связи с этим звучат только духовные чувства и их
не надо искать среди множества душевных чувств, поэтому духовные
чувства со временем будут услышаны.
Если икона духоносная, т. е. написанная иконописцем, владеющим
искусством Иисусовой молитвы, то духовные чувства, пробужденные
именем Господа, существенно усиливаются теми духовными чувствами,
которые несет в себе иконный образ. Поэтому процесс узнавания
духовных чувств ускоряется.
Удержание внимания на иконе защищает молящегося от посторонних
помыслов. Но при этом остается возможность непроизвольного пробуждения
душевных чувств, связанных с элементами сюжета иконы. Чтобы исключить
и эти душевные чувства, икона пишется с использованием особого
канона иконописания.
Каждое душевное чувство человека связано с каким-либо представлением
физического мира, основу которого оставляет время, движение и
пространство. Если эти категории исключить из композиции иконы,
то она преобразуется в очень условное представление, которое не
пробуждает чувства реальности изображаемого мира и связанные с
ним душевные чувства.
Нереальность и загадочность такого условного мира, приводит сознание
в растерянность и состояние поиска понимания изображенного. Когда
это состояние достигает большого напряжения, сердечное восприятие
обостряется и в результате звучание духовных чувств обнаруживается.
Проблема времени и пространства является принципиальной в построении
композиции иконы. В связи с этим осмысление характера отношения
иконописной традиции в целом к этим категориям позволяет раскрыть
природу соответствующих элементов канона иконописания.
Сознание падшего человека в процессе процветания страстей оказалось
прикованным к той иллюзорной физической реальности, которую они
формировали. Это стало причиной трагедии его существования на
всех уровнях бытия. Борьба со страстями и спасение человека возможны
только при условии осознания духовного мира, связь с которым была
утрачена в начале грехопадения.
Икона, написанная по канону, являет духовный мир, при этом характер
его изображения в иконе облегчает процесс погружения в него сознания.
Основу физического мировосприятия страстным разумом составляют
иллюзорно представляемые категории времени и пространства. Для
современного рассудка, склонного к рационализму, преодоление ложного
чувства этих категорий с помощью только живописных средств иконы
затруднительно. Для того, чтобы человек мог полноценно включиться
в мир иконы и сопереживать его на духовном уровне, необходимо
осмыслить категории времени и пространства в том духе, в каком
их переживали древние иконописцы; т.е. в духе истины. Они не нуждались
в осмыслении категорий времени и пространства, поскольку жили
в вечности и изображали ее. Современный же иконописец живет в
иллюзорном мире, а изображает духовный мир - это абсурд. В этом
случае он должен копировать духовный мир с древних икон, что невозможно
осуществить практически, поскольку копировщик неосознанно отразит
в иконе свои иллюзорные представления.
Иконописец должен досконально осознавать всё, что происходит в
иконе, в противном он будет её копировать. В связи с этим христианское
осмысление казалось бы отвлеченных философских категорий является
необходимостью. Святые отцы не описывали ни время, ни пространство,
но они выразили своё отношение к этим категориям через икону изобразительным
языком. Поскольку современный человек нуждается в описании этих
категорий, то ему необходимо их осмыслить, опираясь на икону.
Ниже приводится попытка решения этой задачи.
На протяжении всей истории научной мысли категория времени являлась
самой загадочной реальностью. Причина этого состоит в том, что
для постижения природы времени необходимо психоментальное исследование,
а не физическое.
Под психоментальностью необходимо понимать взаимозависимость мышления
человека и состояния его душевных энергий. Наука, исследующая
психоментализм, пока не существует, в то время как необходимость
в ней становится жизненно важной.
После грехопадения разум утратил власть над душевными энергиями,
в результате человек начал допускать ошибки в мыслях и действиях.
Каждый человек из личного опыта знает, как много неразумных решений
принимается, когда страсти пробуждаются и как много проблем и
трагедий они создают.
Страсти это душевные силы, которые управляют волей и разумом.
С некоторых пор грехопадения все душевные силы человека были превращены
в страсти и он стал их рабом. Господь сказал: "Всякий, делающий
грех, есть раб греха" (Иоан. 8,34). Грех же рождают страсти, поэтому
человек полностью управляется ими. Раб самостоятельно не может
ни изменить себя, ни остановить свой духовный и физический распад.
Человек даже не в состоянии осознать свое рабство, настолько его
мысль парализована страстями, поэтому он мыслит себя свободным.
Основанием этого заблуждения является широкая возможность выбора
любых страстей, которым он подчиняется. По существу, это свобода
заключенного, которому дозволено перемещаться из одного тюремного
барака в другой.
Страсть имеет два состояния - явное и скрытое. Неразумность явной
страсти всегда очевидна. Скрытая страсть более опасна, поскольку
она действует на уровне, недоступном для обычного сознания. Мысли,
которые пробуждаются скрытой страстью, человеку представляются
результатом творчества его чистого разума. Святые же отцы, контролирующие
каждую свою мысль, знают пагубность этого "чистого" разума.
Миропонимание мыслителя, не освободившегося от страстей, далеко
от истины, поскольку лжив творец страстей - Диавол. "Смотрите,
братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением
по преданию человеческом, по стихиям мира, а не по Христу" (Колос.
2, 8).
Макарий Великий писал: "Мудрые мира сего, Аристотель, или Платон,
или Сократ, при основательном своем ведении, уподоблялись большим
городам, но опустошены были врагами; потому что не было в них
Божия духа" (Преп. Макарий Великий. Беседа 42, 1). Григорий же
Богослов призывал: "Рази Платоновы идеи".
С тех пор, как человек утратил осознание своего духа и духовного
мира, его миропонимание в корне изменилось. Реальный многомерный
мир начал представляться ему трехмерным, а себя он, соответственно,
стал осознавать телесным трехмерным существом, жизнь которого
протекает не в вечности, а в узких временных рамках.
Страсти на самом высоком творческом уровне направляют мысль человека
на плотские ценности. Они не только парализуют любое его устремление
к вечности, но даже стирают в его памяти все представления, связанные
с духом, поскольку дух является врагом страстей.
Чтобы уничтожить у человека представление о вечности, необходимо
было придумать равноценную по психологизму иллюзорную реальность
- именно ею и стало время.
Это одна из великих иллюзий, сотворенных разумом, порабощенным
страстями.
В период язычества время представлялось человеку жестоким и неумолимым
божеством. Древние индейские племена майя посвящали времени много
храмов, в которых приносились человеческие жертвы.
Прошло два тысячелетия как Христос освободил Своим учение человеческую
мысль от страстей. Для святых отцов время перестало существовать.
Многие из них описали свой опыт жизни в вечности. Иоанн Богослов
пишет: "Я был в духе в день воскресный и слышал позади себя громкий
голос" (Откр. 1, 10).
Но, тем не менее, гипнотизм идеи времени настолько силен, что
даже современная высокоразвитая научная мысль пока не освободилась
от этой иллюзии.
Ученым XX столетия удалось поколебать представление о времени
идеей его относительности и обратимости. Менталитет современного
человека вполне готов к осмыслению иллюзорности времени, для этого
необходимо всего лишь переосмыслить историю возникновения этого
понятия.
В период развития между людьми товарных отношений возникла необходимость
измерения длины, площади, объема, веса, движения и т. д. Для того,
чтобы произвести какое-либо измерение, необходимо принять за единицу
некоторую часть измеряемого, а затем определить количество таких
единиц в измеряемом.
Когда возникла необходимость измерения движения, то вначале для
этой цели использовались самые различные движения. Например, в
древних монастырях за единицу движения принималось определенное
количество прочитанных псалмов или сгоревших свечей. Опыт показал,
что наиболее удобной единицей измерения оказалось одно сокращение
сердца - секунда.
Для того чтобы измерять все наиболее используемые формы движения,
сокращение сердца было связано с движением Земли вокруг своей
оси и Солнца. В результате в практику были введены такие единицы,
как час, сутки, месяц и год.
Для удобства измерения движения были созданы солнечные часы, песочные,
водные, механические и т. д.
Развитие науки и техники обусловливало необходимость частого измерения
различных форм движения. Осмысление при каждом измерении всех
используемых видов движения становилось затруднительным, поэтому
этот процесс постепенно упрощался. Страсти же направляли это упрощение
к исключению понятия "вечность". В результате родилось условное
понятие "время", которое обозначало три движения, используемые
при измерении - сокращение сердца, движение Земли вокруг оси и
вокруг Солнца. Постепенно это забылось и время стало мыслиться
как некое самостоятельное движение.
Человек в этом забытьи и круговороте суеты, постоянно посматривая
озабоченно на свои часы, не осознает, что каждый тревожный взгляд
на них - это поклон идолу времени и что цель непрестанной памяти
этого идола состоит в том, чтобы исключить возможность осознания
вечности.
Итак, время оказалось той удобной псевдо реальностью, которая
заменила вечность.
Человек постоянно измеряет длину единицей длины и не возводит
эту единицу в ранг особой реальности. То же самое он делает при
измерении площадей, объемов, веса, тепла и т. д. Но при этом не
осознает, что аналогично движение измеряется движением сердца
и Земли и никакого времени нет, а есть только вечность, в которой
протекает его бытие.
Этот парадокс есть следствие неосознаваемого действия страстей,
которые дезориентировали умы многих великих ученых всех времен.
Страстный разум за многие века сотворил бесчисленное множество
научных, философских и религиозных концепций, которые вводили
и вводят человечество в заблуждение. В условиях же бурного научно-технического
развития современной цивилизации становится принципиальным, направлен
ли его вектор к истине, или нет.
Практически чувство времени исключается, если в иконе не изображается
ни время суток, ни время года. Нередко в иконном пространстве
могут изображаться события разных периодов времени, что в корне
разрушает идею времени, поскольку нарушается закон единства времени
и пространства, который пробуждает чувство реальности изображаемого
мира.
Чтобы исключить чувство движения, которое связано с чувством времени,
композиция иконы чаще всего строится статичной. Если движение
невозможно исключить, тогда оно изображается нереальным. Например,
в иконе XII в. "Св. Георгий" (Русский музей) передние и задние
ноги скачущей лошади разбросаны в противоположные стороны. В этом
случае объединены два разных периода движения, что не соответствует
реальному движению лошади.
Для того чтобы с помощью иконы освободиться от чувства пространства,
его, так же, как и время, необходимо переосмыслить под знаком
вечности.
Открытие Лобачевским неэвклидовых геометрий показывает, что представление
о пространстве может быть многообразным. Теория относительности
представляет собой мир четырехмерным, в котором время является
четвертым измерением. Но если время иллюзорно, тогда мир в этой
теории трехмерен. Таким образом, современное представление о пространстве
не выходит за пределы физической реальности и при этом не располагает
возможностью осмысления вечности. В связи с этим такое представление
о пространстве не может быть логическим основанием для преодоления
чувства пространства с целью осознания вечности. Это чувство изначально
формировалось в человеке на основе эвклидовского мироощущения,
поэтому именно его необходимо использовать для психоментального
преобразования чувства пространства в чувство вечности. Проблема
состоит лишь в том, что эвклидовское мироощущение также трехмерно.
Но при этом оно содержит в себе возможность формирования представления
о вечности. Эвклид этой задачи не решал, его интересовала проблема
создания стройной геометрической системы.
Чтобы приспособить эвклидовскую геометрию для осмысления вечности,
необходимо продолжить предлагаемую ею картину построения линии,
плоскости и объема, которая состоит в следующем:
- если суммировать ряд точек, то образуется линия, суммирование
линий образует плоскость и, наконец, суммирование плоскостей образует
объемное тело.
Для создания геометрической системы этого рассуждения вполне достаточно.
Но чтобы осмысливать многомерную реальность, необходимо продолжить
процесс суммирования. В период расцвета эвклидовой геометрии это
не произошло по той причине, что понятия "многомерность" и "вечность"
в эвклидовом мироощущении оказываются синонимами, а страстный
разум, достигший в те времена наивысшей власти, стремился исключить
представление о вечности, поскольку оно отрицает страсти.
Пространство в трехмерном эвклидовом мироощущении имеет упрощенный
характер, представляя собой объемность с тремя бесконечными измерениями,
которая существует независимо от материи и движения. Последующая
наука опровергла столь наивное представление о пространстве, а
вместе с ним и эвклидовскую форму мироощущения, которая содержала
в себе возможность осмысления вечности.
Итак, чтобы получить многомерное тело из трехмерного, необходимо
суммировать трехмерное тело в самом себе, как бы вкладывая их
друг в друга. Полученное четырехмерное тело имеет следующий математический
вид: V4 = V3 · a, где V4 - четырехмерное тело, V3 - трехмерное
тело, "a" - число суммированных трехмерных тел, т. е. четвертое
измерение.
Аналогичным суммированием четырехмерного тела образуется пятимерное
тело и т. д.
Рассмотренное геометрическое построение многомерности весьма условно,
смысл же его состоит в том, что оно раскрепощает мысль, скованную
трехмерным мироощущением и открывает возможность осознания вечности.
В действительности понятия "многомерное тело" или "четырехмерное
тело" абсурдны. "Тело" -- это понятие трехмерного мироощущения,
в многомерном же мироощущении иные понятия.
Четырехмерность в эвклидовом мироощущении отражает реальность,
если при ее построении все измерения трехмерности бесконечны.
В этом случае условное суммирование тел в самих себе представляется
взаимопроникновением трехмерных пространств. В реальности это
соответствует взаимопроникновению духовного и физического миров
в боговоплощении, поэтому Христос говорит: "Царство Божие внутри
нас".
Человек создан Господом сверхсовершенным существом для того, чтобы
соединять духовный мир с физическим - "Да будет воля Твоя и на
земле, и на небе" (Мф. 6, 10). Но он пал и утратил способность
осуществлять свою миссию. С пришествием же Христа человеку дана
возможность возрождения.
Преобразованное эвклидовское мироощущение позволяет также осмысливать
глубины космической реальности. Так каждая звезда нашего небосвода
в четырехмерном мироощущении, подобно Богочеловеку, излучающему
духовный свет, излучает физический свет, являя собой также точку
сопряжения двух миров - макро- и микромира. Аналогично и все преображенное
человечество в пятимерном мироощущении осуществляет полное соединение
духовного мира с физическим - "Да придет Царствие Твое" (Мф.,
6, 10).
Ярким свидетельством осознания реальной многомерности является
опыт апостола Павла: "Знаю человека во Христе, который назад тому
четырнадцать лет, -- в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю:
Бог знает, -- восхищен был до третьего неба" (2 Кор. 12, 2).
В иконе чувство пространства и формы преодолеваются, прежде всего,
характером освещения всех поверхностей. Обычно в живописании освещение
строится на едином источнике света: тень и свет в этом случае
пробуждают чувство формы, а изменяющаяся к горизонту сила света
и цвета пробуждает чувство пространства. Преображенный мир иконы
не имеет внешнего источника света, в ней все наполняется внутренним
свечением. Фон в ней всегда ровный по цвету и свету, поэтому он
исключает иллюзию перспективы и не пробуждает чувства пространства.
Слово "фон" переводится с греческого языка как "свет", он символизирует
свет духовного мира.
Для того чтобы усилить свечение, икона пишется прозрачными слоями,
что позволяет сочетать различные цвета, необходимые для свечения.
Наиболее яркие места в иконе покрываются белильными штрихами,
которые воспринимаются цельным светящимся пятном. Такие пятна
наполняют светом большие цветовые поверхности.
Эффект свечения существенно усиливается использованием кристаллических
пигментов. Свечение создает представление воздушности и невесомости
изображения, что пробуждает чувство его нематериальности и одухотворенности.
Чувство пространства в восприятии окружающего мира у человека
остро развито. Если написать икону плакатно, т. е. без форм и
объемов, используя свечение, то зритель, тем не менее, стремится
домысливать пространство. Для того чтобы исключить это неосознаваемое
тяготение, в иконе применяется обратная перспектива. Она открывает
молящемуся непривычный пространственный мир, который не пробуждает
чувства пространства.
В обратной перспективе удаляющиеся предметы увеличиваются в размере,
в то время как в реальности, т.е. в прямой перспективе они уменьшаются.
С помощью обратной перспективы существенно облегчается решение
одной из самых сложных задач начальной стадии искусства Иисусовой
молитвы - соединение ума с сердцем.
Существует две принципиально различающиеся формы зрительного восприятия.
Первое из них - обычное восприятие, которое состоит в том, что
глазные оси фокусируются в одной воспринимаемой точке. Типичным
примером такого восприятия является чтение печатного текста. В
этом случае взгляд, фокусируясь на каждой букве, собирает их в
слова, предложения и, наконец, в мысли.
Такое дискретное восприятие представляет собой скучный и утомительный
мыслительный труд, лишенный чувственных красок. Таким образом,
сфокусированному взгляду соответствует мыслительная работа компьютерного
характера.
Второй формой является панорамное восприятие. В отличие от дискретного
оно представляет собой цельное восприятие всего зрительного поля.
При таком восприятии напряжение с фокусированных глаз снимается.
Наблюдение за взаимосвязью зрительной и сердечной деятельности
обнаруживает, что расслабленному состоянию глаз соответствует
сердечное восприятие.
Если обобщить святоотеческий опыт по исследованию сердца, то можно
предположить, что оно является органом восприятия различных энергий,
действующих в природе. С его помощью человек может воспринимать
состояние сердца другого человека и, наконец, оно может воспринимать
любые энергетические процессы, протекающие как в душе, так и в
теле.
Многие художники-пейзажисты, пользуясь панорамным восприятием,
остро переживают природу в ярких чувственных красках, которые
являются отражением энергий природы в сердце.
Но если художник пытается передать свои чувства композицией, построенной
по законам прямой перспективы, то взгляд фокусируется и сердечное
восприятие прекращается, в результате поставленная задача оказывается
неразрешимой.
Геометрия обратной перспективы в иконе настраивает зрение на панорамное
восприятие, ее расходящиеся оси приводят глаза в расслабленное
состояние, в результате икона воспринимается сердцем.
Для того чтобы повысить действенность обратной перспективы, иконописцы
нередко строили по ее законам все элементы композиции вплоть до
лика.
В простейшей форме обратная перспектива используется только при
написании Евангелия. В этом случае она подобно камертону настраивает
зрение на панорамное восприятие.
Чтобы Евангелие с первого взгляда приковало к себе внимание, оно
пишется, когда закрыто, ярким киноварным цветом, а когда открыто
-- страницы его светятся белым цветом с контрастным шрифтом.
Сфокусированный взгляд, попадая на Евангелие, расслабляется и
в результате в поле зрения оказывается вся икона. Зрительное восприятие
в этом случае отходит на второй план, а основу составляет сердечное
восприятие, которое наполняет слова Иисусовой молитвы духовными
чувствами.
Итак, казалось бы, вполне очевидно, что икона может оказывать
существенную помощь в постижении искусства Иисусовой молитвы.
Тем не менее, в последнее время распространяется мнение, что Иисусова
молитва перед иконой недопустима. Поскольку икона есть образ,
а святые отцы категорически запрещали использование образного
мышления в практике Иисусовой молитвы. Оно приводило молитвенника
к самым катастрофическим формам прелести.
Симеон Новый Богослов об этом пишет: "Одни и вовсе стали одержимы
бесами, бродя в помешательстве с места на место и из области в
области. Другие не узнав "преобразившегося в ангела света" (2
Кор. 11, 14) и возгордившись, прельстились, впредь пребыв неисправимыми
до конца, не принимая никакого вразумления от людей. иные наложили
на себя руки и стали самоубийцами, побужденные к этому обманщиком
их: кто-то бросился с кручи, кто-то удавился" ("Путь к священному
безмолвию". Москва, 1999. "О первой молитве", стр. 16-17).
В иконе образ пишется по канону, который превращает его в средство
пробуждения духовных чувств, всегда связанных с трезвенностью,
т. е. полным самоконтролем. В результате молитвенный процесс имеет
осознанный и управляемый характер. Образное же мышление - это
неуправляемая стихия страстей, которая может буйствовать только
в условиях отсутствия самоконтроля. Иконный образ - это то исцеляющее
лекарство, которое приготовлено из смертельного яда.
Иконописание благословил Господь Своим Нерукотворным образом.
Первые рукотворные иконы были написаны апостолом Лукой и благословлены
Богородицей. Покровителем иконописания стал апостол Иоанн Богослов.
Иконописание достигло своего апогея в XIV-XV веках в период расцвета
исихазма, поэтому иконы Феофана Грека, преподобного Андрея Рублева
и Дионисия являются воплощением Иисусовой молитвы в образы и краски.
Их творчество это яркий призыв к Иисусовой молитве перед иконой.
"Очень полезно для упражняющегося молитвою иметь в кельи иконы
Спасителя и Божьей матери, довольно значительного размера. По
временам можно обращаться при молитве к иконам, как бы к самим
присутствующим тут Господу и Божьей матери. Ощущение присутствия
Божия в келии может сделаться обычным. При таком постоянном ощущении
мы будем пребывать в келии со страхом Божиим, как бы постоянно
под взорами Бога" (Святитель Игнатий (Брянчанинов) "Беседа старца
с учениками о молитве Иисусовой", Москва, 1995, с. 102).
При всем сказанном, мнение о том, что молитва перед иконой недопустима,
может иметь убедительное основание лишь в особом случае.
В последние столетия живописные иконы стали заполнять православные
храмы, а молитва перед иконой, написанной не по канону, и нередко
отражающей страсти художника, это самый прямой путь к прелести.
Но если учесть, что неканоническая икона не есть икона, тогда
тезис о недопустимости молитвы перед иконой все-таки оказывается
ложным.
С другой стороны, сегодня возникает вопрос: можно ли молиться
перед иконой, написанной современным иконописцем, которому искусство
Иисусовой молитвы незнакомо. Эта проблема также связана с иконописным
каноном - если он не нарушен, и образ святого не наделен страстями
художника, тогда икона решает свои основные задачи, но она не
является молитвой иконописца. Это означает, что иконный образ
перестает быть источником духовных чувств, поэтому их пробуждает
только имя Господа. Задача осознания духовных чувств в этом случае
также решается, но она требует больших сил, настойчивости и времени.
Рассмотрение иконы как формы молитвы углубляет представление,
как об иконе, так и о молитве, что сегодня весьма принципиально.
В настоящее время стала доступной обширная литература по искусству
Иисусовой молитвы, тем не менее, современному монаху очень сложно
постигать это искусство. Монах же без Иисусовой молитвы подобен
воину, вступившему в борьбу с сильным противником без оружия.
Утрата традиции умного делания в наше время - это катастрофа не
только монашеского подвига, но и всей жизнедеятельности человечества.
"Монашество и мир есть супружество. - говорил афонский монах XVI
века преподобный Нил Мироточивый. - Если монахи живут с чистым
расположением, то и мир благообразится, т. е. делается нравственнее".
Иисусова молитва пробуждает духовные чувства, которые открывают
путь к покаянию, смирению, борьбе со страстями, соблюдению заповедей,
т. е. спасению. Если духовных чувств нет, то христианин ищет спасение
в душевных чувствах, но они не спасают, поскольку основаны на
страстях. Душевные чувства - это камень преткновения современного
христианина.
Под сильным влиянием этих чувств оказалось западное христианство,
а сегодня эта трагедия надвигается также и на православие.
Пробуждение духовных чувств с помощью иконы и Иисусовой молитвы
- это доступный опыт временного погружения в бесстрастие, который
позволяет человеку осознавать себя рабом страстей. Без этого осознания
не может быть спасения.
Для иконописца бесстрастие и канон - это необходимые условия процесса
написания иконы, несоблюдение этих условий превращает его в художника,
опьяненного своими фантазиями.
Сверхзадача современного иконописца состоит в поиске истинного
пути в иконописании. Напутствием к этому поиску могут быть слова
Иисуса Христа: "Я есть путь и истина и жизнь"
(Иоанн. 14, 6).